Как российские вузы ищут «экстремизм» в частной жизни студентов

Фото из сообщества УРГЭУ «В Контакте»
24 сентября 2019 ректор Уральского государственного экономического университета (УрГЭУ) Яков Силин выступил в новом, можно сказать «нетрадиционном» для чиновников от образования формате — записал открытое видеообращение, адресованное «друзьям, коллегам, журналистам, педагогам и всем, кого в последние дни заинтересовала информация об экономическом университете и происходящих событиях».

А заинтересовала эта информация очень многих, поскольку за неделю до этого к друзьям и журналистам обратился первокурсник УрГЭУ, которого руководство вуза пыталось привлечь к ответственности — вплоть до отчисления — за подписку на ЛГБТ-сообщество в соцсетях и ярко-розовый айфон.

Решив, что юноша — гей, работники деканата и ректората, по словам студента, посчитали это недопустимым, представляющим угрозу для студенческой среды и порочащим alma mater.

Все, что происходило дальше, обнажило перед широкой общественностью довольно неприглядную сторону университетской жизни, которую ректор в своем обращении характеризует как «обычную и размеренную». Жаль, если для «одного из лучших экономических университетов страны» это действительно так.

Как бывший декан и проректор, посвятившая больше 10 лет своей профессиональной жизни развитию университета, позволю себе не согласиться с г-ном Силиным в том, что «никаких сверхъестественных событий» в УрГЭУ не произошло.

Произошло, прежде всего, грубое и бесцеремонное вмешательство в частную жизнь, не имеющее никакого отношения к образовательной деятельности. А за этим неизбежно последовало публичное разоблачение того, во что сегодня трансформировалась роль университетов, особенно государственных.

Сам факт предъявления к студенту претензий, основанных на домыслах о его сексуальной ориентации, — непристойность намного большая, чем то, что ему пытались вменить. При этом разговор декана или проректора с первокурсником — почти всегда разговор заведомо неравный с точки зрения свободы для полемики и возможностей для принятия решений.

Это чувствуют обе стороны, но именно работник университета несет ответственность за то, в каком русле складывается такая беседа. Поэтому

особенно показательно и непростительно, что в диалоге со студентом его поставили в обстоятельства, когда он вынужден был не просто обсуждать сексуальную сферу своей жизни, но доказывать ее «традиционность».

Почему это случилось?

«Мы постарались создать все необходимые условия для того, чтобы учебно-образовательный и научный процесс проходил системно, слаженно… и, конечно, на основе … прежде всего, закона об образовании» — сразу же успокаивает зрителей ректор.

Все бы хорошо, но ни закон об образовании, ни один иной нормативный правовой акт не предписывает образовательным организациям проводить мониторинг социальных сетей студентов, а тем более — административно реагировать на выявленные в результате этого мониторинга сведения о том, что студенты виртуально поддерживают сообщества, не запрещенные в Российской Федерации.

Более того, университет и есть самая естественная и продуктивная среда для формирования и развития сообществ, а через них — гражданского общества в целом. В таком обществе обеспечивается все конституционные права — и на образование, и на неприкосновенность частной жизни.

«Живя в реальном мире и в реальных событиях, мы вынуждены отслеживать эти события. Мы вынуждены мониторить и социальные сети. На какой предмет? И для чего?» — продолжает задавать разумные вопросы самому себе Яков Силин.

Как юрист должна отметить удобство открытых списков, когда речь идет, например, о правах и свободах, которые трудно исчерпывающе поименовать. Но в намерении пресечь экстремизм в студенческих кругах руководству университетов следовало бы заручиться помощью профессионалов, которые помогут отграничить по степени общественной опасности призывы к экстремизму от участия в онлайн-группах, где выражается толерантность к различной сексуальной ориентации и самоидентификации.

Тем не менее ректор с гордостью делится эффективным опытом выявления «экстремизма» в студенческой среде и непримиримой борьбы с ним: «К нам поступила информация от студентов, потом уже и от родителей в отношении одного из вновь поступивших: он в открытую, представившись студентом нашего университета, по сути популяризирует, продвигает одно из сообществ нетрадиционной сексуальной ориентации. Мы считаем, что это недопустимо. Я как ректор считаю, что это недопустимо».

Хотелось бы напомнить многоуважаемому коллеге по академическому миру, что просто как человек он может считать все, что угодно — ему, как и первокурснику, Конституция гарантирует свободу мысли. Но это вовсе не снимает с ректора, должностного лица, ответственности за слова, которые могут быть истолкованы как прямое обвинение в пропаганде нетрадиционных сексуальных отношений (ст. 6.21 КоАП РФ).

Только таким пониманием действий студента можно рационально объяснить перечисление его социальной активности в ряду с призывами к экстремизму, равно как и постановку ультиматума: «Прекратить присоединять свое имя и принадлежность к университету и продвигать» ЛГБТ-сообщество в качестве условия учебы в университете.

Любой человек, обладающий минимальным уровнем технический грамотности, легко сможет соотнести и разграничить действия студента с составом правонарушения, предусмотренного КоАП, предполагающего «распространении информации, направленной на формирование у несовершеннолетних нетрадиционных сексуальных установок, привлекательности нетрадиционных сексуальных отношений, искаженного представления о социальной равноценности традиционных и нетрадиционных сексуальных отношений, либо навязывание информации о нетрадиционных сексуальных отношениях, вызывающей интерес к таким отношениям».

Чтобы увидеть «две большие разницы» между упомянутой выше пропагандой и подпиской с личного аккаунта студента на ЛГБТ-сообщество «В Контакте», нужно всего лишь представлять, как работают социальные сети: знать, что такое профиль пользователя, как он заполняется и какие существуют способы верификации содержащейся в нем информации, что вообще такое сообщества, каковы возможные формы участия в них, их «продвижения» и «популяризации», о которых так настойчиво упоминается в видеообращении.

Другими словами, прежде чем выявлять и обвинять, упреждать и пресекать, пугать и требовать, неплохо бы сначала разобраться в матчасти.

Иначе есть риск обнаружить собственные аккаунты в составе самых неожиданных сообществ, услышать ультиматумы в свой адрес и только в этот момент вспомнить, например, о презумпции невиновности.

Если же руководство УрГЭУ не пытается предотвратить административное правонарушение и уберечь студента от их негативных последствий, а просто вмешивается в сферу жизни студента, которая якобы не понравилась другим обучающимся и даже родителям, а главное самим образовательным менеджерам, то призванные успокоить возмущенную общественность слова Якова Силина о том, что в отношении студента «никаких притеснений или каких-либо иных действий … не было и не будет» звучат, по меньшей мере, неубедительно. Равно как и популистские ссылки на закон об образовании.

Сам ректор, с одной стороны, декларирует очевидные постулаты: «Если вы пришли учиться — учитесь, в этом мы вам будем помогать». С другой стороны, г-н Силин очевидно хочет, чтобы учиться в университет приходили только те, кто в помощи реально не нуждается, поскольку просит студентов, имеющих проблемы, «не присоединять к своим проблемам университет».

Повторюсь, речь идет, как это подчеркивает в своей речи ректор Силин, о первокурснике-сироте, только что поступившем на бюджет и не успевшем дискредитировать ни себя, ни тем более alma mater. Если интересы этого студента, выявленные в результате мониторинга его социальных сетей, представляют собой, по мнению команды ректора, «проблемы», правильнее было бы предложить ему поддержку и помощь, а не подвергать остракизму.

И последнее: университет — большая корпоративная структура, ею трудно управлять даже применительно к профессорско-преподавательскому составу, а когда речь идет о студентах, предсказать круг возможных проблем и вопросов, связанных с их жизнью и обучением, просто невозможно. Но возможно другое — определить роль вуза в решении этих вопросов. Эта роль может быть патерналистской, что традиционно для российской системы образования, но это вовсе не означает, что университет должен превращаться в исправительное учреждение или, хуже того, новый Лебенсборн.

Из открытого обращения Якова Силина очевидно главное: вуз в целом и ректор лично не хотят эскалации конфликта, но в существующей образовательной системе не принято признавать ошибки и извиняться, особенно — перед обучающимися.

Это, к сожалению, толкуется как слабость «взрослых» по отношению к «детям».

С одной стороны, подобные истории в каком-то смысле даже полезны для студентов: это прививка трезвости и цинизма, демонстрирующая, как работают закостенелые системы, как случайно в них принимаются решения, как много конъюнктуры и фальши в академической среде и отношениях сформировавшихся в этой среде людей.

С другой стороны, это совсем не то, что должен дать молодым людям современный университет, имеющий безграничные возможности для развития человека и его способностей.

Чтобы цели реализовались, а замыслы воплотились, важно давать людям свободу, особенно — в личной сфере. Ректор Силин понимает это, в том числе когда с толикой смелости, но не без стеснения говорит в конце своего обращения о том, что в УрГЭУ есть преподаватели «нетрадиционной сексуальной ориентации, но ровно до тех пор, когда это касается их лично и остается их личным делом».

Чтобы частные сферы жизни оставались личным делом, нужно всего лишь не вмешиваться в них.

Если уж случилось поддаться искушению и подглядеть по чьему-то совету в замочную скважину, правильнее просто отойти и извиниться, а не устраивать увиденному такую пиар-кампанию, на которую не хватило бы денег ни у одного ЛГБТ-сообщества.

https://www.novayagazeta.ru/articles/2019/09/28/82142-rektor-v-zamochnoy-skvazhine