Интервью члена политкомитета «Яблока» Льва Шлосберга — о протестах и будущем власти и оппозиции

В России усиливаются протестные настроения. За последнее время массовые акции прошли в нескольких регионах, в том числе в Архангельской области — против строительства мусорного полигона, в Екатеринбурге — против строительства храма в сквере, а в Москве — в поддержку журналиста «Медузы» Ивана Голунова. О том, как протесты могут отразиться на политической ситуации в стране, в интервью Znak.com рассуждает председатель Псковского регионального отделения и член федерального политического комитета партии «Яблоко», депутат Псковского областного собрания Лев Шлосберг.

— Если проводить исторические параллели, то с чем бы вы могли сравнить текущий политический период России?

— Все исторические параллели условны. Но тем не менее имеют право на жизнь. Для меня, как и для многих других участников политической жизни, нынешний период вызывает ассоциации с поздним Советским Союзом. Атмосфера и ход событий похожи на начало 1980-х после московской Олимпиады и вторжения в Афганистан. Это тревожные параллели.

Территория России сформирована не только в результате мирных присоединений, но и в результате военных действий на протяжении XII–XIX веков, и у многих народов, живущих в России, сохранилась историческая память об этом. С такой огромной страной нужно обращаться очень бережно. К сожалению, российские власти такой бережности не показывают.

Главный общественно-политический тренд в нашей стране сегодня — это быстро нарастающая усталость значительного числа граждан от монопольной власти. 

Российская власть этот процесс вовремя не заметила. После 18 марта 2018 года у ее представителей появилось странное ощущение собственного политического бессмертия. Власти совершили много ошибок, включая пенсионную аферу и повышение экономических налогов, в том числе НДС, не говоря уже об антисанкциях, которые принесли нашей экономике и жителям страны больший ущерб, чем зарубежные санкции против российского бизнеса.

На фоне таких действий люди перестают видеть перспективы завтрашнего дня. Уже сейчас около половины жителей России по различным опросам отрицательно оценивают перспективы будущего. Это вызов для власти. Но она до сих пор не осознала этого в полной мере. Когда общество перестает видеть завтрашний день, оно становится потенциально взрывным, то есть ищет выход из ситуации часто за рамками легитимного поля. Поэтому, на мой взгляд, мы находимся накануне больших политических перемен в нашей стране. И есть разные варианты развития событий — от благоприятных до трагических.

Сейчас многие люди в нашей стране понимают, что Россия оказалась в ловушке политического застоя. 20 лет у власти находится один и тот же человек. За эти годы во многих развитых странах сменилось несколько президентов, несколько председателей правительств, несколько составов парламентов. Что самое главное — при регулярной смене власти заметно вырос уровень благосостояния людей.

Возьмем, например, Эстонию, по площади она меньше Псковской области. Нам очень хорошо виден контраст уровней жизни у нас и у них. У них он постоянно растет, у нас — остается без изменений, даже если меняются цифры статистики. Они сделали выбор в пользу Европы и демократии и поэтому развиваются, жители видят результаты этого выбора и ценят его. Власти же России создают иллюзию, что страна встала с колен и якобы движется вперед. Но это неправда, которую осознают все больше и больше граждан России.

Как только люди понимают, что власти наглым образом лгут, начинаются серьезные изменения в политических оценках общества. Проблема только в том, что люди пока не готовы массово выражать свой протест через выборы. Но такой протест обязательно состоится, это неизбежно. Политики, которые смогут конвертировать широкий гражданский протест в политический и электоральный, получат власть в России.

— Какие еще серьезные политико-экономические вызовы для Кремля, кроме усталости общества, вы видите сегодня? 

— Главный вызов — Россия выпала из мирового тренда экономического, интеллектуального и технологического развития. В России не закончился XX век ни в политике, ни в экономике, ни в инновациях. Миллионы людей уехали из России только при Путине. В 1990-е годы уезжали из-за бедности, не на что было кормить себя и семью. Сейчас всё чаще уезжают по политическим мотивам. Людей не устраивает отсутствие свободы, всевластие силовиков, перспективы оказаться жертвами провокаций с их стороны. Людей не устраивает в целом система власти, когда на выборах невозможно что-либо изменить. Вот эта вопиющая несовременность и стратегическое отставание в развитии — главный глобальный вызов для нашей страны.

Право не действует. Конституция стала сугубо декларативным документом. Мы можем воспользоваться правом на свободу слова, это так. Но рядом с нами находится власть, которую категорически не устраивают ни свобода слова, ни свобода средств массовой информации. Власти вынуждены с этими свободами мириться, но при всякой возможности они их ограничивают. Все эти безумные законы Яровой, закон об оскорблении власти, закон о суверенном интернете — это звенья одной цепи. Смысл у них один: замкнуться, закрыться и фактически построить железную стену вокруг страны в XXI веке, избавить себя от внешнего влияния, в первую очередь политического.

Но в современном мире это невозможно. Железный занавес был построен до интернета — до того момента, когда технологии начали существенно влиять на власть. Сегодня технологии определяют политику. И политикам необходимо адаптироваться к новым условиям.

Однако в России правящая группа неспособна принять технологические вызовы. Путин — это глубоко несовременный и советский человек, который сформировался в XX веке. Никогда его ментальность не будет соответствовать XXI веку. Это создает огромные проблемы в стране. И, кстати, для него самого тоже. С каждым годом он становится все более и более несовременным человеком, и у него не получается отвечать на новые вызовы. Вместе с ним в тупике оказалось все государство, нацеленное не на развитие, а на сохранение власти.

— В России то тут, то там вспыхивают гражданские протесты. Против строительства мусорного полигона на станции Шиес, против строительства храма в Екатеринбурге, против ареста журналиста Голунова в Москве. Как правило, их участники подчеркивают, что все эти акции «вне политики», то есть как бы никакой связи нет. А вы видите вы в этом взаимосвязь в контексте нашего разговора? 

— Политика рождается из жизненности протеста. Все эти протесты объединяет одна идея — защита своей земли и своего права жить на этой земле. Это касается и Архангельской области, и Екатеринбурга, и Санкт-Петербурга, и дела Ивана Голунова, и множества других дел, например, «итальянских забастовок» медиков в Пензенской и Новгородской областях.

Битва за Ивана Голунова — это битва за доступ к правде, за свободу информации, за свободу расследовать коррупционные дела, раз правоохранительные органы этим не занимаются. Скорее всего, его дело связано с «похоронной» мафией в Москве, которую крышуют высокопоставленные сотрудники ФСБ. Для них нет никаких проблем организовать провокацию с подбрасыванием наркотиков. Для этого готово все законодательство и устройство силовых структур, закрытых от общественного контроля. Сегодня в России нет ни одного человека, которому нельзя было бы подкинуть наркотики. Это будет достаточным для возбуждения уголовного дела с максимальной санкцией до 20 лет лишения свободы.

Правительство Путина за десять лет фактически уничтожило на 80% территории страны бюджетную медицину. Это преступление. Сегодня медицина осталась в Москве, Санкт-Петербурге и в нескольких федеральных центрах, как правило, расположенных в европейской части России. Даже в экономически мощном Екатеринбурге нет медицины такого уровня, какая есть в Москве. Медики правильно протестуют, потому что прожить на те деньги, которые им готово платить государство за работу на ставку, невозможно. В итоге они работают на 2-3 ставки, и это нечеловеческие перегрузки, медицина не может нормально функционировать в таких условиях.

Общеизвестно, что выполнение так называемых «майских указов» Путина 2012 года о доведении средних зарплат работников социальной сферы где-то до средней по региону, где-то — до средней по экономике региона, разрушает региональные бюджеты и приводит к варварскому сокращению штатов. В результате математическое повышение зарплат осуществляется повсеместно за счет сокращения числа работающих и увеличения нагрузки на одного работника. В медицине это вылилось в нехватку в среднем от 30 до 50% штатных сотрудников и коллапс всей системы здравоохранения, финансируемого за счет средств обязательного медицинского страхования.

Одним словом, все эти протесты связаны с желанием людей защитить то пространство, где они живут, в первую очередь самих себя — фактически свое право на достойную жизнь. И что очень важно, такой мотив избавляет людей от страха. По моим наблюдениям, после 2018 года значительная часть людей начинают расставаться со страхом.

Это не говорит о том, что большие изменения произойдут завтра или послезавтра. Шансы на конвертацию общественного протеста в политический пока еще небольшие. Но логика истории устроена таким образом, что перерастание общественного протеста в политический неизбежно. От этого невозможно уйти. Вопрос лишь в том, каким будет этот политический протест и удастся ли его привести к электоральной революции.

Кроме того, нужно вспомнить, как развивалось в нашей стране протестное движение. Если вернуться на лет 15 назад, когда политически были разгромлены Госдума и «ЮКОС», тогда протест был отчаянным и безнадежным. Люди не верили, что в результате протестов может что-то измениться. Это был протест без веры в успех.

В 2011 году родился протест после украденных у народа выборов. Это было очень короткое окно возможностей, когда нечестные выборы в Госдуму могли превратиться в требование честных выборов президента. Но этого не произошло. Отчасти потому что многие лидеры протеста не хотели его прямой политической окраски, отчасти потому, что многие лидеры протеста предпочли переговоры с властями об условиях митингов вместо продолжения протестов с требованием политических перемен. В результате этих переговоров движение было остановлено и власть перехватила инициативу. Грубо говоря, власть умело слила протест.

Всё закончилось кошмаром на Болотной площади 6 мая 2012 года, где были не только протестующие граждане, но и организованные самими властями провокаторы, после чего некоторые протестующие получили большие тюремные сроки. В короткий срок, за полгода, страна прошла путь от надежды до полной катастрофы надежд.

Сейчас снова появилась надежда. Протесты в Шиесе, Екатеринбурге, Санкт-Петербурге, Москве, нашем Пскове и других городах показывают, что страх перед репрессиями отступает, даже когда репрессии нарастают. 

Люди понимают, что они борются за правду, за справедливость. Это делает людей убежденными. В России построена огромная государственная машина по производству несправедливости, сознательно построено государство несправедливости. Это неизбежно вызывает протест — на уровне рефлекса самосохранения. Государство унижает и уничтожает людей, люди сопротивляются этому. По сути дела, люди защищают свою жизнь.

Протесты этого года уже невозможно остановить или слить — в исторической перспективе. Или люди добьются своего, или власти будет еще хуже, никто не полюбит насильника за усиление насилия. Успокоить людей смехотворными политическими подачками, как это было в 2011 и 2012 годах, сейчас уже невозможно. Тогда якобы вернули губернаторские выборы. На самом деле ввели еще и фильтры, которые привели к извращению самого смысла выборов. Это сделало губернаторские выборы самыми криминальными выборами в истории постсоветской России. Власть перехитрила общество, но уважения эта хитрость не вызывает, потому что такая хитрость, по сути, — подлость.

— Разве сегодня власть не слила протест? Оппозиция, либералы и журналистское сообщество ликуют: дело Ивана Голунова закрыто. Возможно, в таком быстром решении есть подводные камни и оппозиции не стоит так уж радоваться?

— Власти реально испугались протестов в защиту Ивана Голунова, причем испугались на самом высоком уровне. Путин лично принимал участие в решении проблемы. Это означает, что протест попал в «солнечное сплетение» власти. В протест оказалась вовлечена пресса практически всего политического спектра. В чате журналистов, координирующих этот протест, немногим больше 150 человек. Но они представляют всю живую прессу, сила которой оказалась реальной. И нельзя не сказать о высочайшем уровне качества управления защитой Ивана Голунова, которую показала генеральный директор «Медузы» Галина Тимченко. Все было сделано безукоризненно профессионально. Говорят, что «добро должно быть с кулаками». Вот мы увидели эти «кулаки».

За два дня о деле Голунова узнали большинство жителей России, это сопоставимо с телевизионной известностью, монополия на которую есть только у власти. Организаторы протеста действовали публично и дали понять, что не отдадут Голунова силовикам. То есть протест был решительным и бескомпромиссным. Для многих журналистов он был в первую очередь правозащитным, но все понимали, что это, по сути, политический протест. Всесилие силовиков, ставших системой беспредела, не устраивает даже лояльную к власти прессу и широкие группы элиты, в первую очередь бизнес.

Страх власти — это инстинкт, он проявляется именно в ситуациях реальной угрозы. При этом власти быстро установили (по информации от силовиков), что Голунов невиновен, что дело против него — это криминальный заказ, и легко спрогнозировали результат и эффект открытого судебного процесса. Такие процессы, освещаемые публично, могут привести к смене власти.

Поэтому власти приняли единственно возможное быстрое решение: прекратить дело, пока не началась другая его стадия.

Да, общество почувствовало свою силу. Это очень хорошо. Власти тоже это почувствовали и решили уже на следующий день, 12 июня, в Москве, на стихийно организованной и не отмененной после освобождения Голунова акции протеста показать, что в стране ничего не случилось и ничего не изменилось. Это решение является большой ошибкой властей. Нельзя делать вид, что ничего не произошло, когда вся страна видела, что произошло.

В итоге власти снова показали в среду реальное лицо полицейского государства — то самое лицо, с которым оно фальсифицировало дело против Ивана Голунова и вызвало массовый протест общества. К чему это приведет? К обострению протестов и ускорению перемен, таков закон истории. Никакая полицейщина его не опровергнет. Да, в таком загнанном в угол состоянии власти, в первую очередь силовики, очень опасны. Но именно в таком состоянии они будут совершать новые ошибки, и это усилит кризис в отношениях власти и общества. Из таких кризисов и вырастают политические перемены.

— Как бы вы в целом охарактеризовали ситуацию со СМИ в России? С одной стороны, на любого журналиста или блогера, как, например, в случае с Евгением Баженовым (BadComedian), можно косвенно надавить. С другой стороны, мы видим огромный спектр СМИ, можно писать почти все, что хочешь, главное делать это осторожно, без резких высказываний. Парадокс путинского режима?

— Если для Ельцина свобода слова была «священной коровой», которая его вспоила, то для Путина она таковой не является. Более того, он ее боится, так как знает, каким образом он получил власть. Не через народный протест, а через государственную телепропаганду, обеспеченную цензурой, и прямой административный ресурс.

Сегодня свободной прессы в общероссийском масштабе существенно меньше по сравнению с 1990-ми годами. Здесь показателен не только случай с Иваном Голуновым, за которым охотились бандиты и крышующие их «конторские». Вспомните, незадолго до этого из газеты «Коммерсант» в знак протеста ушел весь отдел политики после того, как под давлением учредителя Алишера Усманова из редакции ушли два журналиста из-за качественной статьи о возможности отставки спикера Совета Федерации Валентины Матвиенко. Политически значимая федеральная пресса испытывает давление со всех сторон — и власти, и собственников, и силовиков.

Но с приходом эпохи интернета понятия «федеральное СМИ» и «региональное СМИ», по сути, перестали существовать. Любое СМИ, публикующее актуальную информацию, за минуты становится федеральным и даже мировым, в зависимости от масштаба новости.

При этом на региональном уровне появилась масса успешных частных СМИ. Как говорится, живая вода всегда найдет себе выход. Там, где сохранились влиятельные медиа, там выше и конкуренция, и возможности успешно протестовать. Если бы в Екатеринбурге молчали СМИ, не было бы никакой истории защиты сквера, сейчас бы на его месте уже шла стройка. При этом жертв из числа протестующих могло быть намного больше. Но этого не произошло, потому что силовики понимали, что находятся под прицелом сотен камер и на тебя смотрят сотни тысяч людей в стране и за рубежом.

В целом мы сегодня видим, что общество, в том числе журналистское сообщество, преодолевает страх и проявляет солидарность. СМИ, которые будут вести самостоятельную редакционную политику и отвечать повестке дня общества, будут успешны и станут реальной четвертой властью.

— Означает ли все это, что наступает некое «золотое время» для оппозиции?

— «Золотого времени» для оппозиции не бывает. Цель оппозиции — стать властью. Вот тогда для нее наступает «золотое время». Но при этом оппозиция принимает на себя бремя ответственности за страну, регион, город. И тогда выясняется, готова ли оппозиция нести это бремя или не готова.

К слову сказать, 30 лет тому назад, с 25 мая по 9 июня 1989 года, работал первый съезд народных депутатов СССР. Он шел в прямом эфире советского телевидения, и миллионы людей две недели часами не отходили от экранов. Это было абсолютно революционным событием для изменения общественного сознания в Советском Союзе.

Но в итоге люди, которые оказались у власти после крушения Советского Союза, не смогли сберечь главного — общественной поддержки демократических преобразований. Реформы 1991–1993 годов привели к уничтожению 90% социальной поддержки нового государственного строя. Из 40 миллионов человек, которые проголосовали за Ельцина, многие разочаровались в новой власти и лично в президенте.

Почему-то Ельцин и его окружение решили, что народ будет терпеть все что угодно только потому, что они называют себя «демократами» и противопоставляют себя коммунистам. То есть уровень понимания этими политиками своей ответственности перед обществом оказался ничтожным. Это стало фатальной ошибкой и в итоге привело страну к тому состоянию, в котором мы находимся сейчас.

Когда появится новое окно возможностей для демократии, неизвестно. Потому что общество, получив такой удар, не быстро восстанавливается. Но, рано или поздно, это окно возможностей появится.

На новом витке возможностей люди, представляющие демократическую оппозицию, должны быть готовы нести огромную ответственность перед страной, чтобы не повторить ошибки предшественников. Готовность взять власть — это не готовность прийти в кабинеты и занять кресла, это готовность взять на себя ответственность за страну, за общество, которое вас поддержало в момент перемен. А общество, которое поддерживало перемены в конце 1980-х и начале 1990-х, было бессовестно предано теми, кого оно привело во власть.

— Допустим, бывшие лояльные Кремлю граждане окончательно разочаруются в политике власти, недовольных станет большинство, а что может им предложить взамен оппозиция? В одном из недавних политологических докладов говорилось, что «в обществе оформился устойчивый запрос на политиков нового типа, который на данный момент не удовлетворяют в полной мере ни власть, ни оппозиция». Вы случайно не знаете, что это за политики? 

— Политик нового типа — это современный политик. Его главная черта — это мобильность и развитые общественные связи. Во многом эффективность политика сейчас определяется его способностью поддерживать массовые открытые общественные связи и оперативно реагировать на повестку дня. Тот политик, который реагирует на актуальные события не через час, а через сутки, опаздывает. Онлайн-режим и социальные сети изменили политику абсолютно.

Людям уже неинтересны политики XX века. Они могут быть сами по себе очень достойными людьми. Могут выступать за правильные цели и задачи. Они могут выдвигать правильные законодательные проекты. Но если у них отсутствует современная коммуникация, то они выпадают из общества. Политик нового типа — тот, кто способен выстраивать широкие общественные связи и конвертировать их в политические движения и действия.

— Демократия начинается снизу. Вы много ездите по России. По вашему мнению, где еще осталось сильное местное самоуправление? 

— Сильного местного самоуправления в России нет нигде. И законодательство, и система власти сформированы таким образом, что местное управление является аппендиксом государственной власти. Если бы сейчас система государственной власти могла отказаться от местного самоуправления и перейти на систему назначаемых чиновников, они бы это с удовольствием сделали. Но, подписав Европейскую хартию местного самоуправления и, таким образом, включив местное самоуправление в конституционные основы государства, власть от такого пути отказалась. Теперь жалеет, конечно.

По факту в нашей стране нет никакого самоуправления. Те же сити-менеджеры не просто выбираются депутатами местных представительных органов, а ещё и проходят предварительно через конкурсную комиссию, где половина членов представляют губернатора. При этом в городских парламентах большинство и так у «партии власти». Называть такую практику местным самоуправлением ни в коем случае нельзя.

— Можно ли надеться, что протесты на местах оживят и местное самоуправление, которое станет противовесом «вертикали власти»?

— Что касается местных протестов и востребованности местных лидеров, то это другая история. Это как раз в том числе реакция на порабощение местного самоуправления. Вопрос лишь в том, способны ли местные гражданские лидеры становится политиками и приходить во власть. Если «да», то ситуация будет меняться. Если же они не готовы заниматься политикой, то ничего не поменяется. Изменение ситуации в местном самоуправлении возможно только политическими методами.

Более того, местное самоуправление — это не какое-то вынужденное обременение, как считают сторонники вертикали власти. 

Посмотрите на фотографию России из космоса, сделанную ночью. На 70% территории света нет вообще. Это говорит о том, что там, по сути, пустота. Как её осваивать? Только с помощью местного самоуправления.

Если государство не привлекает людей для жизни на своих территориях, то это колоссальный вызов для будущего страны. Это не вопрос того, когда случится некое политическое событие, в результате которого государство может распасться. Это вопрос того, что государство перестает выполнять две свои главные задачи: освоение территории и ее благоустройство для жизни людей. Если государство в этом плане становится банкротом, то все остальные события — это уже выбор истории, в какой форме произойдет нечто неизбежное. История выберет эту форму. Но это уже непринципиально. Принципиально то, что государство оказалось содержательным банкротом и бросило свою землю. И оно в таком виде людям не нужно.

Такое государство только пожирает налоги, растрачивая их на свои сугубо корпоративные задачи, а не на задачи развития страны. Оно работает только на себя, вся остальная страна остается для них отягощением. Если бы власти России могли избавиться от 100 миллионов людей без последствий для себя, то они это бы сделали. У них такая «жизненная философия».

Они живут в абсолютно другом мире. У них совершенно другой уровень потребления. Они не могут себе представить ситуацию, когда 100% доходов семьи уходит на еду и жизненно необходимые вещи. А так у нас живет не менее 35 миллионов человек, то есть почти каждый четвертый житель страны. Это социальная катастрофа.

И это не случайность и не потому, что снова началась гонка вооружений. Это происходит потому, что правящая группа так распределяет приоритеты политики. И, кстати, это тоже результат политической инерции XX века в их головах. Они все еще мыслят категориями: прирасти земелькой, войти в историю измененными государственными границами, а еще у нас «Искандеры» и «Булава», а еще мы построим очередного «Петра Великого» и будем этому радоваться. А то, что у нас детская смертность стала расти впервые с начала века, — это для них незначимая вещь.

— Долгое время умеренные либералы полагались на эволюционный путь. Но сколько лет уже прошло с 1991, но особой эволюции не происходит. Может быть, России нужна новая революция? 

— Выборы, на которых побеждает демократическая оппозиция, это и есть революция, только электоральная. Победа Пашиняна в Армении — это легитимная электоральная революция. Политическая революция означает быстрые изменения во власти, а не бунт на площади с палками в руках. Невозможно добиться эффективной государственной политики на площади. На площади можно протестовать, но на ней невозможно управлять.

Например, у большевиков никогда не было электоральной легитимности в масштабах государства. Они поступили просто и цинично: проиграв выборы, разогнали Учредительное собрание, которое на тот момент было единственной законной властью в России, и украли государственную власть, по существу — разрушили государство.

Ключевой задачей демократической оппозиции сейчас как раз и является ускорение политических перемен с помощью выборов. Люди должны увидеть, что их голос имеет значение, а избрание демократического депутата, мэра, губернатора приводит к тому, что их мнение учитывается при принятии решений, их слышат. Политик делает то, что он обещал. Это может привести и к революционным электоральным изменениям.

Поэтому вопрос соотношения революции и эволюции в политике — это вопрос количества и качества работы. Одно связано с другим. Противопоставлять эти два процесса не нужно. Альтернатива выборам одна — кровь. И не нужно делать вид, что есть другая.

— Что вы думаете насчет очередной операции «преемник»? Возможна ли она в ближайшие годы, после чего к власти придет новый «Путин» и все снова затянется на очередные 20-30 лет?

— Безусловно, в Кремле готовят новую операцию «преемник». Никаких свободных выборов эта спецоперация не предусматривает. Но Путин предполагает, а народ располагает. По такой формуле нужно относиться к этой операции. Чтобы ее предотвратить, необходимы перемены в сознании общества. Нужно четкое понимание: как голосуем — так и живем.

Когда такое понимание наступит в головах десятков миллионов людей, то операция «преемник» окажется бессильной. Тогда появится наш «слуга народа», извините за прямую параллель. К такому сценарию нужно стремиться. В Советском Союзе такое осознание пришло в августе 1991 года — фактически уже после путча, хотя к тому моменту Ельцин уже был избран. Но именно 19 августа 1991 года сделало его политически мощным, открыло возможности для общенациональных реформ.

До этого момента о таком сценарии не думал практически никто. Ответственность политиков заключается в том, чтобы быть готовым к появлению такой ситуации и доведению ее для победы. Должна быть внутренняя готовность не только к победе, но и к ответственности за победу.

— Как вы думаете, Григорий Явлинский в его годах еще может стать таким «слугой народа»?

— Физический возраст политика — вещь относительная. Мудрость в политике часто ценнее молодости. Явлинский был, как сейчас это понятно из уже состоявшейся истории, главной надеждой новой России в конце 1980-х и начале 1990-х. Сговор коррумпированных элит, заинтересованных в другом направлении развитии страны, не позволил ему выполнить свою историческую миссию.

Новое окно возможностей для страны может открыться в связи с трансфертом власти в 2021–2024 годах. Только реальная политика покажет, кому время предоставит шанс стать рулевым нашего Ноева ковчега. Интеллектуально Явлинский не утратил ничего из того, чем владел 30 лет назад. Кого поймет и услышит общество в момент нового шанса — решит политическая работа. Каждый действующий политик должен быть готов к ней. В том числе Явлинский.

— Впереди выборы в Госдуму. На ваш взгляд, они ещё будут что-то значить для страны? По оценке множества экспертов она превратилась в декоративный орган, а потому есть ли смысл стремиться туда попасть?

— Сегодня все институты власти являются декоративными, начиная с института президента. Они практически не зависят от реального общественного мнения и существуют для того, чтобы прикрывать фактическое самодержавие. Поэтому цель оппозиции в борьбе за власть заключается в том, чтобы сделать власть осмысленной.

Если в составе Госдумы будет более половины депутатов от реформаторских политических партий, то в стране начнет меняться вся политическая система. Конечно, сегодня Госдума во многом унижена, слаба и ее полномочия усечены. Но она вполне может быть противовесом поглотившей государство исполнительной власти, слившейся с олигархическим бизнесом и силовиками. Вопрос силы парламента в том, какие люди заполняют парламент.

— Партия «Яблоко» старше «Единой России» и всех остальных партий, представители которых сейчас заседают в Госдуме. Однако там ее нет. Как вы считаете, почему народ не отдает ей голоса? 

— Партия «Яблоко» — это европейская политическая партия, предназначенная для политической работы в условиях демократической конкуренции и честных выборов. В условиях несвободы, полицейского государства, криминальных выборов любая демократическая партия выглядит полуподпольной организацией, которая пытается проводить законную политику в условиях беспредела. В этих условиях партия «Яблоко» выжила, что само по себе является достижением, но значительно ослаблена.

Я не снимаю со всей партии и себя лично ответственности за уровень наших политических достижений. Демократы должны быть готовы заниматься политикой и в таких условиях. Пока в стране не введён режим концлагеря, нужно заниматься публичной политикой, развивать общественные связи, выходить на выборы, получать поддержку граждан и побеждать. Победы воодушевляют людей и умножают силы. Для того чтобы сменить власть, нужно сначала победить на несвободных выборах, а потом уже установить правила свободных. Наоборот при этой власти не получится.

Путин и «Единая Россия» никогда не организуют честные выборы. Но могут проиграть на нечестных, потому что когда у власти утрачена поддержка большинства, а возмущенный народ идет на выборы как на митинг, все протоколы избиркомы уже не нарисуют, как минимум испугаются за свою судьбу. И, кроме того, сама атмосфера неизбежной смены власти парализует силы фальсификаторов.

— Если с народной поддержкой у «Яблока» не очень, тогда что вас удерживает в этой партии?

— Никогда нельзя бросать то дело, которое ты любишь. Если у вас болен близкий родственник, вы же не придете к нему и не скажете, что вы больше не можете о нем заботиться и потому уходите. Это моральное преступление. «Яблоко» — это партия, в которой я состою 25 лет. Другой партии у меня никогда не было, в КПСС я тоже не вступал. Я борюсь за то, чтобы партия «Яблоко» была современной демократической партией и её поддерживали как можно больше избирателей. Это не получится сделать в одночасье.

25 лет назад политический ветер дул демократии в спину, общественные настроения благоприятствовали созданию демократических партий. Сейчас ситуация существенно другая. Тем не менее мы видим, что постепенно настроения меняются: люди стали испытывать потребность в демократической оппозиционной силе. На эту потребность нужно отвечать — работой.

Мы пережили очень трудные годы, когда задачей было сохранить саму партию. Даже в этих условиях мы, например в Псковской области, смогли выигрывать выборы, в том числе выборы глав муниципальных районов. Каждая победа на выборах усиливает партию и её избирателей. Выборы выигрывают политики, но побеждают на них избиратели.

Нас объединяют ценности, а не количество кадровых должностей во власти и тем более не деньги, которые приносит работа. Ценности — это единственная надежная основа для объединения единомышленников. Люди, которых объединяет мешочек с деньгами, расходятся немедленно, как только он становится пуст, а люди, которых объединяет принадлежность к власти, разбегаются, как только теряют власть.

Мы ещё увидим с вами, как члены «Единой России» будут публично уничтожать свои партийные билеты и объяснять, что, несчастные, были вынуждены в этой партии состоять, пытались тем самым спасти себя, свои семьи и окружающих, будут каяться и плакать.

— Но если все-таки «вертикаль власти», «стабильность» и всевластие силовиков затянутся еще надолго, так что вашей жизни не хватит, чтобы это все пережить, рассматриваете ли вы для себя вариант политической эмиграции? Многие уезжают, в том числе и оппозиционеры, и неплохо там освоились, форумы «Свободной России» за границей проводят. 

— Оппозиция и эмиграция — это разные профессии. Оппозиция — это политики, которые борются за власть в существующих условиях. Чаще всего — в неблагоприятных. А эмиграция — это люди, которые в силу разных причин вынуждены были покинуть страну. Но они — не оппозиция, они не ведут борьбу за поддержку избирателей, за власть, они пытаются сохранить себя, что вполне понятно. Нередко они занимаются просвещением, за что им большое спасибо.

Но у эмигрантов другие цели в жизни, и они ведут другой образ жизни, в отличие от оппозиционеров. Политик, находящийся в эмиграции, не может принимать участие в выборах. Это — существенное отличие от оппозиционного политика.

Я очень сожалею, что тысячи политически активных граждан вынуждены были покинуть страну и стать эмигрантами. Это настоящая трагедия и для этих людей, и для всей страны. Я очень им сочувствую. Когда мы построим свободную страну, все те из них, кто захочет вернуться, вернутся в Россию и примут участие в политической жизни.

Нам нужно построить страну, в которой мы сможем соединить три принципа современного государства: свободу, благосостояние и безопасность. Я верю, что шанс на такую страну у нас есть. Поэтому я в оппозиции, а не в эмиграции.

https://www.znak.com/2019-06-13/kak_povliyaet_na_rezhim_novaya_volna_protestov_intervyu_lva_shlosberga