Кадры Кремля: ветераны и технократы. Обсуждают политологи Александр Кынев, Константин Калачев, Михаил

Главами Совета Федерации и Верховного суда 25 сентября вновь назначены ветераны политики. А вот часть губернаторов, возможно, ждет ротация. Исследование «Минченко-консалтинг» прогнозирует замену 10–11 глав регионов к выборам 2020 года. К чему ведет такая кадровая политика Кремля? Почему на федеральном уровне должности получают все те же персоны», а на региональном фактически назначаются губернаторами «молодые технократы»? Обсуждают политологи Александр Кынев, Константин Калачев, Михаил Виноградов, фонд «Петербургская политика».

Ведет передачу Михаил Соколов.

Видеоверсия программы

Михаил Соколов: 25 сентября главами Совета Федерации и Верховного суда вновь переназначены те же ветераны политики: 70-летняя Валентина Матвиенко возглавляет палату 8 лет, Вячеслав Лебедев во главе Верховного суда России аж 30 лет. В общем стабильность в верхах. Часть губернаторов, кажется, все ж будут менять. Давайте мы для начала обсудим, почему на федеральном уровне такие видные должности получают все те же «старые кони», которые борозды не испортят?

Александр Кынев: Я думаю, что учитывая склонность нынешнего главы государства редко менять кадры, удивляться кадровой стабильности не приходится. У нас за последние 20 лет в основном передвижения носят круговой характер, то есть никто никуда не уходит, иногда появляются новые фигуры, но в каком-то фарватере обновления без перемен, но при этом старые тоже никуда не деваются. Кто-то может переместиться в полпреды, на какую-нибудь госкорпорацию. Нынешняя система политической элиты работает так, что человек, который в нее попал, если он ничего не совершает такого антисистемного, служит сколько угодно.

Хотя есть очень редкие случаи, когда кто-то соскочил и исчез в никуда. Например, господин Клебанов. Есть отдельные кадры, но их мало. Насколько я знаю, те, кто соскочили, соскочили хорошо, даже не жалуются. А остальные вынуждены тянуть эту неблагодарную тяжелую работу.

По поводу неблагодарной работы мне почему-то вспомнилась такая история, была такая депутат Госдумы Вера Егоровна Оськина из Красноярского края, она была по списку «Единой России», разумеется, членом Совета Федерации какое-то время была. Когда убили Анну Политковскую, госпожа Оськина входила в российскую делегацию в Брюсселе, соответственно, там выступали депутаты как раз по поводу убийства Политковской, нарушения прав журналистов и так далее. Выступала депутат Оськина: «Я в советские годы работала в газете в отделе писем. Вы не представляете, насколько это была тяжелая неблагодарная работа». Видимо, это тот самый случай, когда работа тяжелая, людей найти сложно, поэтому нужно держаться за ценные кадыр, никто больше не пойдет и не сможет вынести.

Михаил Соколов: Вячеслав Лебедев, например, во главе Верховного суда 30 лет, казалось бы, можно было бы подготовить смену, человеку 76 лет и на 6 лет его переназначают. Почему надо за этого опытного юриста, который еще диссидентов судил, держаться?

Михаил Виноградов: С одной стороны, в отличие от губернаторов, для федеральных чиновников конец срока полномочий — дата довольно формальная, не является, как правило, значимым чекпоинтом. Даже смена правительства после выборов 2017 года была существенно меньше, чем многие ожидали и предвещали. С другой стороны понятно, что все-таки любая смена Верховного суда — это некоторая разбалансировка. Нет иллюзий, что независимый суд вообще является субъектом, меняется проекция влияния интересантов, которых достаточно сбоку и изнутри, влияющих на суд. Поэтому поскольку новых конструкций нет, ситуация вокруг правоохранителей в этом году довольно динамичная, дополнительная разбалансировка этой системы, расшатывание конструкции, которая выглядит вечной в виде Верховного суда, предпочли не делать. Что касается Валентины Матвиенко, может быть ситуация чуть-чуть иная. Я думаю, что во многом Валентина Матвиенко своей работой в Совете Федерации придает смысл этому достаточно неосмысленному органу.

Михаил Соколов: Он такой палата для пенсионеров фактически, совсем вялая, безынициативная. Была в Министерстве обороны СССР «райская группа», где сидели маршалы, генералы армии, якобы что-то инспектировали.

Михаил Виноградов: Конечно, проблема Совета Федерации была всегда, он в российской политической системе до конца не состоялся. В 1990-е годы для исполнительной власти был некий смысл балансировать капризную Государственную Думу. После того, как с Думой разобрались, по большому счету не хотелось менять конституцию, чтобы такую палату исключать, плюс такое количество кресел немножко снижает напряженность внутри системы, позволяет наделить пусть формальным, но приятным статусом довольно большое количество игроков, не оставляя их за бортом. Матвиенко все-таки человек, ищущий себя, человек, периодически занимающий публичную позицию по ряду вопросов. Возникает ощущение, что она знает, что делает, она понимает, как крутятся колесики государственного механизма и некоторую такую субъектность незначительную, но тем не менее, некую осмысленность этому органу в собственной логике придает. В этом плане они в последние годы друг к другу так приросли.

Александр Кынев: Я бы добавил, если уйти в сторону от шуток по поводу геронтократии, на самом деле серьезный элемент заключается в том, что та элита, которая выстроена, поскольку она очень сильно зависима на эту круговую поруку, соответственно, почему происходит система, когда люди не исчезают никуда, потому что это несет большие риски. Представьте себе человека, который много лет вовлечен в принятие решений, что, где, как происходит, знает массу непубличных вещей, вдруг из системы исчезает. Куда он исчезнет? Вспомните Лесина, эту загадочную историю. Это всегда риски с непонятным исходом, поэтому человека надо держать внутри, чтобы, не дай бог, где-нибудь не принес вреда.

Второй момент заключается в том, что особенно в том, что касается символических постов, в том, что касается силовиков, а надо понимать, что Верховный суд рассматривается в одном пакете с прокуратурой, Следственным комитетом, всем остальным, здесь не может быть точечных разовых изменений. Изменения в этом блоке всегда пакетные, всегда большие. В этом смысле, если что-то менять в системе судов ключевых в нашей стране, то автоматически возникает вопрос в целом перераспределения сфер влияния между всеми силовиками как таковыми, а это вопрос, на который просто так решиться очень сложно, это очень большая, сложная система. Кроме того даже сами эти корпорации устроены очень сложно, потому что есть главки, которые часть борются друг с другом, есть внутриведомственная война.

Михаил Соколов: Сегодня поймали начальника главка МВД на вымогательстве и сейчас взяли под стражу Александра Мельникова, генерал-майора. 100 миллионов рублей вымогал.

Александр Кынев: Системе оказывается безопаснее держать некий статус кво. Пока второй эшелон жрет друг друга, поддержание статус кво на первом уровне отодвигает проблему более глубокого передела на завтра, послезавтра куда-то еще. Но все равно эта тема возникнет рано или поздно.

Михаил Соколов: Константин, выскажетесь, пожалуйста, о кадровой политике. Я ее все-таки называю застойной кадровой политикой. Не знаю, справедливо или нет.

Константин Калачев: Она консервативная, безусловно. Что касается Лебедева, то может быть это не так плохо. Потому что, с моей точки зрения, он как раз еще сохраняет и собственную субъектность и какую-то субъектность судов. Безусловно, человек из прошлого. Я думаю, что любые перемены сейчас могут быть только к худшему. Боюсь, что любая автономия судов прикажет долго жить. С моей точки зрения, может быть и не так плохо, что какие-то тяжеловесы былых времен еще сохраняются.

Что касается кадровой политики, она, безусловно, консервативна, может быть даже застойная. Но перемены есть, перемены есть на втором, третьем этаже, то есть низшие эшелоны управления меняются. Посмотрите на текучку кадров в администрации президента, например, ротацию губернаторов. Но те люди, которые принимают решения, да, это уже группа товарищей, которая меняться не собирается, и круг людей вокруг них тоже уже сложился.

Михаил Соколов: Мы сегодня сделали раздельный опрос на сайте и на улицах. На сайте мы как раз поинтересовались возрастом, должны ли высшие чиновники уходить в отставку. Как вы видите: в каком-то определенном возрасте большинство хотело бы, чтобы высшие чиновники уходили в отставку, как обычные люди на пенсию, не задерживались бы, даже не делая исключений для тех, кто избран. Нет ощущения, что этими назначениями дают сигнал, что возраст руководителя 70, а то и 80 лет — это будет норма, как такая прелюдия к следующему путинскому сроку?

Александр Кынев: На мой взгляд, при том формате формирования власти, когда люди не могут из нее исчезнуть, кроме как в иной мир, есть некий круг категории А, из этого круга исчезнуть просто так нельзя, иное будет просто смена всей властной концепции. Учитывая, что элита стареет, то вариантов всего два: либо вы пролонгируете на срок жизни, тогда геронтократия неизбежна, вы получаете рано или поздно гонки на катафалках, либо вы тогда поменяете кадровую концепцию, тогда получаете другую элиту.

Михаил Соколов: Посмотрим, что происходит с элитами на региональном уровне. Сегодня появилось сообщение об исследовании «Минченко консалтинга», прогнозе на замену 10-11 глав регионов к следующим выборам, возможно. Я бы хотел поговорить для начала, все-таки, какой вывод власть сделала из выборов, которые прошли чуть меньше месяца назад. Андрей Турчак, секретарь Генсовета партии «Единая Россия» заявил, что «Единая Россия» жахнула на этих выборах всех, победили в первом туре в 16 регионах действующие руководители, правда, шестеро из них были без бренда «Единой России». Хочется понять, какие выводы будет теперь делать власть на следующем годичном круге избирательном.

Михаил Виноградов: Первое ощущение, конечно, успокоение. Потому что так или иначе в представлении власти извлечены уроки из 2018 года, где были неудачные выступления на выборах губернаторов. Можно спорить, действительно они извлечены или нет, но вполне естественно успокоение возникает. Второй урок то, что ротация губернаторов в целом снижает остроту запроса граждан на новые лица, на одобрение элит, не убирает его полностью, но позволяет снять с себя часть ответственности за последние актуальные годы. Третий вывод связан с тем, что итоги голосования избирателя не очень волнуют. Большинство московских избирателей, насколько мне известно, не интересовалось, кто в итоге победил на выборах в Москве.

В том же Петербурге никакого большого интереса, оживления борьбы за переинтерпретацию итогов выборов. Это позитивные для власти итоги выборов. Что касается проблемных, московские выборы показали, даже поствыборная ситуация, сентябрьская активность, что если не происходит выхлопа, он продолжает копиться и может приводить к самым неожиданным вариантам.

Выборы показали проблемы с мобилизацией лоялистов, иногда на избирательных участках в Москве, иногда в ходе серьезных кризисных ситуаций, когда никто даже из самых записных участников ток-шоу не высказался в пользу власти ни по делу Голунова, ни по делу Устинова — это по большому счету проблема.

Думаю, что выборы показали, что экстремальные события вроде московских разгонов митингов, не вполне понятных обывателю эксцессов, они немножко демобилизуют пенсионеров, которые хуже приходят на выборы. Пенсионеры все-таки остаются довольно серьезным оплотом голосования за власть.

Михаил Соколов: Константин, ваши ощущения, какое-то падение среднего рейтинга «Единой России», например, если посмотреть по законодательным собраниям, оно, безусловно, есть, кто победил, какие будут делать выводы?

Константин Калачев: Вопрос, насколько адекватно результат выборов отражает изменение общественного мнения. С моей точки зрения, не отражает. Потому что отчасти результат выборов получается за счет мобилизации административного ресурса, за счет низкой явки, сушки выборов, недопуска кандидатов, попытки как-то воздействовать на результат, работа с комиссиями и так далее. То есть отражают ли выборы реальные общественные настроения? Не вполне. Я думаю, что здесь не стоит власти обольщаться, что эти результаты, которые Михаил правильно назвал успокоительными, можно экстраполировать на следующий год и на 2021 год.

Очевидно и понятно, что власть научилась решать проблемы выборов еще до начала избирательных кампаний. Но решать проблему падающего социального самочувствия, отсутствия социального оптимизма, нарастающего критического отношения к власти она так и не научилась. То есть мы можем писать красивые цифры, у нас статистика пишет красивые цифры, не только выборная, но и экономическая. И что из этого, что с того? Поэтому следующие выборы пройдут на волне, которую задает последний единый день голосования, что все нормально. Но обычно сюрпризы неожиданные, какие-то вещи непрогнозируемые могут произойти. Самое главное, стоит ли планировать результаты выборов 2019 года, 2020 года, 2021? Абсолютно не стоит.

Александр Кынев: Что касается результатов этого года, главные составные заключаются в двух вещах: первое — это уже фильтрация на этапе выдвижения сильных кандидатов. Даже если вдруг в ходе кампании понимали, что кандидат слабый тоже угроза, даже слабых снимали. У нас по количеству недопусков кандидатов системных партий на выборы губернаторов даже после выдвижения, когда уже выдвигались слабые, год рекордный, таких кейсов шесть на страну, из них три — это коммунисты. В этом смысле в большинстве регионов бюллетени были абсолютно стерильные, конкурентов там практически не было, кампании они не вели за редким исключением. Все силы были брошены на то, чтобы там вообще на горизонте не было человека, который хоть как-то будет чуть-чуть колыхаться и пытаться хоть какие-то голоса получить.

Вторым элементом был очень жесткий, намного более жесткий, чем в прошлом году, прессинг в отношении местных элит. То есть визиты по регионам эмиссаров, личные встречи со всеми бузотерами, с какими-то контрэлитными группами, которые могли повести себя неправильно. Выезжали, утрамбовывали, требовали публично поддержать. Есть показательная история в республике Алтай, где не зарегистрировали ни одного кандидата, представляющего алтайский этнос. Всего три кандидата было — КПРФ, ЛДПР и исполняющий обязанности. При этом все понимали, что коренные элиты обижены, поскольку они давно мечтали иметь собственного главу региона. Кончилось тем, что в результате жесткой утрамбовки элит в конце концов ближе к финишу кампании получили публичное заявление в поддержку со стороны топовых персонажей традиционной элиты, даже утрамбовали, правда, русского, но поддержанного в свое время этническими элитами на прошлых выборах Петрова. Силы были приложены просто титанические на персональную обработку тех, кто мог восприниматься ими как угроза. Вот результат. Соответственно, в следующем году таких выборов будет больше, список потяжелее. Пока 17 регионов, из них 16 плановых, а один досрочный — это Севастополь. Этот год по списку выборов был очень комфортным. В следующем году все намного веселее.

Полный текст будет опубликован 26 сентября.

https://www.svoboda.org/a/30182945.html