Казнить – не миловать. Правозащитные новости в видео программе Марьяны Торочешниковой

Во время акции памяти по погибшим в результате стрельбы на Народном бульваре в Белгороде

Могут ли в России восстановить смертную казнь?

В России снова заговорили о возвращении смертной казни: могут ли вернуть высшую меру?
Рядовое дело в Тульской области переросло в скандал: приставы воюют с адвокатом.

К концу сегодняшнего дня пришли известия из Люблинского суда Москвы, где рассматривается дело организации, признанной в России экстремистской, — так называемое дело «Нового величия». Прямо во время судебного заседания двое из обвиняемых, которые все время находятся в СИЗО, пока идет следствие, — Вячеслав Крюков и Руслан Костыленков – вскрыли себе вены, как сообщает пресс-служба суда, и нанесли ранения в область шеи. Как я понимаю, слушания прерваны, им оказывается медицинская помощь. Сейчас выясняют, каким образом им удалось пронести лезвие, как оно оказалось у них в суде. И остается только предполагать, чем были вызваны эти действия подсудимых.

Видеоверсия программы

Мы все время следим за делом «Нового величия», поэтому не могли пройти мимо этих событий. А в основном мы будем говорить о том, что в России еще не наступило, но чем всех очень пугают. Я имею в виду смертную казнь и вероятность ее восстановления в стране.

Короткая предыстория. 9 октября этого года девятилетняя Лиза Киселева пропала по дороге в школу в Саратове. Девочку искали всем городом, но 11 октября нашли, к сожалению, только ее тело в заброшенном гараже. В тот же день задержали подозреваемого. После того, как толпа разгневанных горожан попыталась отбить его у полиции и устроить над ним самосуд, некоторые депутаты Госдумы и телеведущий Владимир Соловьев высказались за восстановление в России смертной казни. Из-за этого и началась дискуссия.

Рассказывает специалист в области международного уголовного права, доцент факультета права Высшей школы экономики, кандидат юридических наук Глеб Богуш.

Глеб Богуш: Эта тема поднимается регулярно, даже иногда без каких-то явных поводов. Это носит характер определенного политического ритуала. И в этой ситуации я тоже не верю, что будут какие-то последствия. Все-таки здесь слишком много негативных последствий, прежде всего, с правовой и международной точки зрения, и при этом не очень понятно, какое преимущество получат власти от реального введения смертной казни.

Марьяна Торочешникова: Зрелищ, одобрения избирателя, которого сразу можно накормить «свежей кровью», как только что-то произошло.

Глеб Богуш: «Свежей кровью» – не получится, потому что даже если мы будем следовать сценарию сторонников возвращения смертной казни, то речь будет идти скорее о белорусском варианте: несколько человек в год будут тайно расстреливать в подвалах, их тела не будут выдавать родственникам, что нарушает ряд международных норм. И никакого эффекта – того эффекта, о котором идет речь, — безусловно, не будет.

Марьяна Торочешникова: А какого эффекта все ожидают?

Глеб Богуш: Эффект, я думаю, есть от самого этого обсуждения. И именно для этого эффекта такие инициативы и вносятся в общественную дискуссию. Я думаю, это просто способ увести дискуссию в выгодное властям русло…

Марьяна Торочешникова: Это какой-то популизм?

Глеб Богуш: Да, но популизм тут двоякий. Это возможность не только для «ястребов», кровожадных сторонников смертной казни, но и для тех, кто будет «смело» выступать против нее. Это очень часто используемая инвектива властей, которые стремятся быть, как говорят, единственными европейцами (хотя это звучит смешно в сегодняшней антиевропейской обстановке). Это попытка показать, что якобы есть темный кровожадный народ, а правительство все-таки понимает народные настроения, следует им, но вынуждено сохранять некий мораторий.

С юридической точки зрения речь должна идти не об отмене какого-то моратория, а о возвращении смертной казни. Смертной казни в России нет, она отменена. И если сейчас будет идти речь о ситуации, когда смертная казнь возвращается, то это будет беспрецедентным в мировой истории. А мировой путь один – он ведет к постепенному нелинейному отказу от смертной казни, как в свое время человечество отказалось от рабства, которое еще не так давно тоже было обсуждаемым.

В России отменялась смертная казнь. Это произошло не в первый раз. Но надо сказать, что Россия никогда не отличалась в этом вопросе какой-то особой кровожадностью. И я не могу согласиться, что это какая-то российская особенность – широкое применение и любовь к этому виду наказания.

Марьяна Торочешникова: Если не брать определенные периоды истории.

Глеб Богуш: К сожалению, да.

Марьяна Торочешникова: Что произойдет в том случае, если вернут смертную казнь? На этот вопрос отвечает руководитель международной практики Международной правозащитной группы «Агора» Кирилл Коротеев.

Смертную казнь не вернут. Она не предотвращает преступления, несет только вредную функцию: в частности, риск казни невиновных

Кирилл Коротеев: Смертная казнь запрещена российской Конституцией, и возврата быть не может, потому что Конституция предусматривает только одно направление движения – к отмене. Если перепишут Конституцию, это будет другая страна, так как глава о правах человека не может быть изменена в обычном порядке принятия поправок к Конституции.

Вторая проблема, связанная с этим, — это членство в Совете Европы. Конституционный суд РФ прямо указал, что пока Россия находится в Совете Европы, пока она является пусть и не стороной, но подписантом 6-го протокола к Европейской конвенции, запрещающего смертную казнь в мирное время, смертная казнь в стране не может быть применена и приговоры не могут быть вынесены. Государство, которое применяет смертную казнь, не может находиться в Совете Европы. И мы, наверное, не для того всеми силами туда так рвались, чтобы выходить оттуда после полугода возвращения права голоса в Парламентской ассамблее.

Смертную казнь не вернут, потому что она не имеет никакого криминологического смысла – она не предотвращает преступления, не предотвращает рецидива, не несет никакой полезной функции, она несет только вредную функцию: в частности, риск казни невиновных. А это неизбежно, особенно в нашей далеко не совершенной системе правосудия, суда и следствия. То, как они функционируют, не удовлетворяет никого – ни толпу в Саратове, ни демонстрантов в Москве, ни избирателей в Хабаровске. И должны иметь место именно такие демократические дебаты: как организовать российскую полицию и следствие таким образом, чтобы сокращать рецидив, сокращать риск тяжких преступлений.

Глеб Богуш:

Конституция действительно не предусматривает обратного пути. Кстати, это повлечет массу правовых проблем с обратной силой, с применением закона к ситуациям, которые имели место до этого поворота…

Марьяна Торочешникова:  Но у России же «особый путь»…

Глеб Богуш:  Да, но он будет сопряжен с массой проблем, связанных с сотрудничеством государств, с выдачей, с экстрадицией. Существование и применение смертной казни сегодня является все-таки определенной границей цивилизованности.

Марьяна Торочешникова:  Вам могут возразить: «Почему это американцам можно смертную казнь, и они там не особенно возмущаются, китайцам можно смертную казнь, а России, оказывается, нельзя? Чем Китай и США лучше (или хуже)?».

Глеб Богуш:  Они не лучше и не хуже. Но это важнейшее достижение России, которая вошла в постсоветский период своего развития со смертной казнью. Это как раз ступень к цивилизованности и признак принадлежности к Европе, ведь в политической Европе на сегодняшний день нет ни одного государства, которое применяет смертную казнь.

Марьяна Торочешникова:  В географической Европе – только одно.

Глеб Богуш:  Я думаю, все-таки и Республика Беларусь тоже отменит смертную казнь.

Марьяна Торочешникова:  Белоруссия осталась единственной страной на постсоветском пространстве, продолжающей выносить и приводить в исполнение смертные приговоры. Вот что рассказал об этой практике обозреватель Белорусской службы Радио Свобода  Юрий Дракохруст .

Юрий Дракохруст:  Буквально в этом году было вынесено два приговора, и два приговора исполнено. Юридической базой для этого является референдум 1996 года, на который Александр Лукашенко вынес вопрос: «Хотите ли вы отмены смертной казни?». Тогда 80% проголосовали за то, чтобы сохранить смертную казнь, и лишь 17% — за то, чтобы ее устранить. И белорусские власти все время ссылаются на этот референдум: «Видите, такова воля народа».

Как правило, смертный приговор выносится или за множественные убийства, то есть убийство нескольких человек, или за убийство с особой жестокостью. Вот за это в Белоруссии присуждают расстрел. Всего за почти 30 лет (с 90-х годов) было расстреляно 400 человек. Но основная масса – это 90-е годы. Тогда в некоторые годы расстреливали даже по 40 человек, а в среднем – по 20. В последние годы расстреливают по два-три человека, не более пяти.

В Белоруссии есть пожизненное заключение, и 90% приговоров по особо тяжким преступлениям – это именно пожизненное, а 10% все-таки присуждают к смертной казни.

Сам Лукашенко с гордостью говорит, что он правит с 94-го года. Понятно, что любой приговор идет к нему с просьбой о помиловании. И он помиловал только одного человека, заменив смертную казнь на пожизненное заключение. Всем остальным, то есть нескольким сотням человек, он приговор подтвердил.

Марьяна Торочешникова:  Сегодня уже появилось сообщение, что белорусы рассматривают возможность отказа от смертной казни. А в России вновь поднимается тема о ее возвращении. Но и вы, Глеб, и многие именитые юристы уверяют, что это невозможно. Что может быть тому гарантией, кроме Конституции и международных актов?

Глеб Богуш:  Мы не можем ничего гарантировать: действительно, это может произойти. Конечно, в России возможны любые повороты событий. Но я не вижу никакого прагматического резона в том, чтобы смертная казнь вернулась. Утверждения о том, что это предотвращает насильственные преступления, очень далеки от действительности. Никакого всплеска преступности именно вследствие отказа России от смертной казни не произошло. Преступность снижается. Конечно, она снижается по ряду других факторов: например, демографических. Но если мы посмотрим на американские штаты, где реально применяется смертная казнь (а это лишь половина штатов), то уровень насильственной преступности в США выше, и разницы между этими штатами фактически нет.

Марьяна Торочешникова:  То есть это никого не останавливает?

Глеб Богуш:  Останавливает любое наказание, любая угроза ответственности. Об этом писал Чезаре Беккариа, итальянский просветитель, который еще в начале XVIII века выступил против смертной казни: останавливает не жестокость наказания, а именно его неотвратимость.

Смертная казнь обладает деморализующим воздействием. Это жестокое наказание само по себе. Очевидно, что оно расходится с представлениями многих религий. Католическая церковь недавно заявила, что смертная казнь противоречит учению этой церкви.Это ставит государство на одну доску с убийцами: государство присваивает себе право лишать жизни.

Можно понять эмоции людей в Саратове и людей, которые потеряли близких. Но государство для того и существует, для того и наши налоги идут в это государство, чтобы оно демонстрировало некие стандарты – и стандарты правосудия, и стандарты гуманного отношения, даже к тем людям, которые нарушают закон.

Кстати, эта дискуссия имеет негативный аспект. Уводя общественное мнение вот в этот бесперспективный разговор о смертной казни (ведь можно много чего возвратить: крепостное право, например), мы отвлекаемся от тех наказаний, которые есть в реальности, скажем, от пожизненного лишения свободы, с которым у нас далеко не все благополучно. Это очень жестокое наказание, особенно в тех условиях, в которых оно реально отбывается. Это вообще карательная политика — политика назначения наказаний и практика в этом отношении.

Марьяна Торочешникова:  Вот об этом должен думать законодатель.

Глеб Богуш:  Он должен думать о том, откуда появляется рецидив (а он появляется не из-за отсутствия смертной казни) и о том, какая в стране преступность, какими должны быть эффективные средства противодействия ей, откуда появляются люди, совершающие преступления, кто они, какое у них социальное положение и доходы.

Марьяна Торочешникова:  И как сделать так, чтобы их становилось меньше.

КОТ-НАРКОКУРЬЕР И ВОЙНА ПРИСТАВОВ С АДВОКАТОМ

Российская Фемида в последнее время нередко подкидывает истории, в реальность которых верится не сразу. Вот, например дело кота-наркокурьера, которое переросло в скандал и чуть не спровоцировало большой конфликт между Федеральной службой судебных приставов и адвокатским сообществом. Рассказывает  Анастасия Тищенко .

А вот комментарий адвоката Дмитрия Сотникова.

Дмитрий Сотников: Как ни странно, в обвинительном заключении не указано, каким образом кот должен был проникнуть в колонию, и даже написано, что кот сам должен был решить, как туда проникнуть. Соответственно, в материалах дела нет никаких документов о том, что в стене колонии находился лаз или что можно было перелезть через эту стену.

Марьяна Торочешникова: Тем не менее, кот признан вещественным доказательством. Но непонятно, кто собственник этого кота. Вот назначили его доказательством, отправили на ответственное хранение, а там он пропал…

Дмитрий Сотников: Мы беседовали с сотрудниками городского парка Новомосковска, куда он был отправлен на ответственное хранение, и нам объяснили, что еще зимой, когда стало холодно, кота забрали из клетки, и якобы мимо городского парка проходила стая бездомных собак, он их испугался и сбежал.

Марьяна Торочешникова: То есть «вещдок» пропал полгода назад?

Дмитрий Сотников: Мало того, «вещдок», который должен был проходить в колонию, охраняемую собаками, испугался собак.

Марьяна Торочешникова: В этом деле очень много несостыковок, оно выглядит странным и абсурдным. Но почему, на ваш взгляд, в него так вцепились следователи и судьи Новомосковска Тульской области, которые готовы были доходить до того, чтобы выставлять вас из зала судебных заседаний, а приставы применяли к вам силу?

Дмитрий Сотников
Дмитрий Сотников

Дмитрий Сотников: Новомосковск – очень маленький город. Там есть определенные проблемы с занятостью. А отдел в МВД, который сейчас занимается наркотиками, называется «ОКОН» – Отдел по контролю за оборотом наркотиков: не по борьбе против оборота наркотиков, а по контролю. И действительно, ОКОН Новомосковска целиком контролирует все наркотики, которые идут через этот город.

Марьяна Торочешникова: Это по вашему мнению?

Дмитрий Сотников: Да, по моему мнению и по мнению моего подзащитного Долгинцева. На территории города находится колония общего режима, где сидят наркозависимые люди. По условно-досрочному освобождению их не выпускают. А кто отвечает за условно-досрочное освобождение? Судьи местного суда. Кто отвечает за привлечение людей к уголовной ответственности, чтобы они попали в колонию общего режима? Опять же судьи. И эти заключенные являются потенциальными потребителями наркотиков, которые проходят через администрацию СИЗО. Они получают наркотики через администрацию.

Есть «легальная» преступность, которая взаимодействует с силовиками, а есть «нелегальная», которая играет с ними в кошки-мышки: их рано или поздно сажают

Вчера был допрошен свидетель, явку которого мы обеспечили, причем суд не хотел его допрашивать, даже не выписывал ему повесток. Это свидетель Овчинников, подполковник ФСИН в отставке. Он работал в Управлении ФСИН по Тульской области и курировал, в том числе, 6-ю колонию. В ходе одной из проверок у осужденного Капитонова был обнаружен брикет. Были вызваны сотрудники отдела ОКОНа из УВД, в числе которых был некий Григоренко. И после того, как он поговорил с осужденным Капитоновым, тот признался, что в этой пачке есть наркотики. Капитонова тут же выдворили в ШИЗО. Овчинников хотел на следующий день начать завершать проверку. А в ночь Капитонов повесился в ШИЗО. Как показывал Овчинников в суде, перед этим с ним разговаривали авторитетные осужденные. И, видимо, они ему сказали такие слова, что после этого человек оказался в петле.

Кроме того, Овчинников нашел еще одну закладку, уже не у Капитонова, а его коллеги по службе отказались эту закладку регистрировать.

Марьяна Торочешникова: А почему для защиты важны были показания Овчинникова?

Дмитрий Сотников: Мы хотим показать, что наркотики в колонии распространяют вовсе не заключенные посредством кошек: их проносят и распространяют там непосредственно с ведома сотрудников колонии, их открыто проносят в передачах определенные люди, ответственные за поставку наркотиков.

Марьяна Торочешникова: А для чего тогда нужно привлекать к ответственности заключенных, в частности, вашего подзащитного?

Дмитрий Сотников: Чтобы отчитаться о том, что канал закрыт.

Марьяна Торочешникова: Ну да, раскрываемость, о которой так много говорят, вспоминая про 228-ю статью Уголовного кодекса!

Это дело каким-то чудесным образом не развалилось на стадии предварительного следствия и дошло до суда. И, как я понимаю, вы-то как раз вступили в защиту, когда дело уже передали в суд, а не тогда, когда оно только затевалось.

Дмитрий Сотников: Да. После передачи дела в суд, когда прошло уже несколько судебных заседаний, ко мне обратился Олег Дубровкин, сотрудник организации Льва Пономарева «За права человека». Он пояснил, что есть такое дело, где абсолютно нет доказательств, не описана объективная сторона преступления, но такое обвинительное заключение поступило в суд, и суд его на полном серьезе рассматривает.

Марьяна Торочешникова: Вы сейчас рассказываете про тот день, когда вы приехали, опоздали, тут же был защитник по назначению, и начался какой-то абсолютный произвол со стороны приставов, если судить по тем кадрам, которые вы выкладывали на своей странице в Фейсбуке: проверки, избиения… А Федеральная палата адвокатов сказала: «Объяснитесь, что именно было, какие были основания». Что говорят судебные приставы? Возбудили ли какое-либо дело: я уж не говорю про уголовное, но хотя бы административное производство в отношении приставов, которые вот так обращались с адвокатом, участвующим в процессе?

Дмитрий Сотников: Сейчас, насколько мне известно, в производстве в Управлении Следственного комитета по Тульской области находятся два материала. Один материал – о том, что пристав, который применял ко мне физическую силу… А он применил ко мне прием самбо, причем неудачно – и сам упал под меня. Он говорит, что якобы при этом потянул ногу.

Марьяна Торочешникова: А, 318-я статья!

Дмитрий Сотников: Да, я «навредил» приставу, который произвел в отношении меня прием.

А второй материал – проверки в отношении сотрудников Следственного комитета Новомосковска, которые девять часов держали меня под конвоем без оформления задержания, а позже, когда я попытался уйти, во главе с их руководителем применили ко мне физическую силу.

Марьяна Торочешникова: Что, у этих людей такое чувство безнаказанности? Или им действительно так важно это дело с этим несчастным котом, что они готовы нарушать все мыслимые и немыслимые нормы закона, конфликтовать с адвокатским сообществом?

Дмитрий Сотников: Они испугались. Ведь это наркомафия. У нас были Кущевка и другие мелкие поселения, которые контролировались определенными бандформированиями. И в глубинке России есть такие же маленькие поселения, откуда просто так не выберешься в Москву. И проверка туда никакая не поедет, ибо и далеко, и дорог нет, и все это затеряно. И умелые люди, силовики в таких населенных пунктах, конечно же, берут все в свои руки и контролируют эту преступность. Есть «легальная» преступность, которая взаимодействует с силовиками, а есть «нелегальная», которая играет с ними в кошки-мышки: ну, их рано или поздно сажают.

Марьяна Торочешникова: Вот они прекрасно жили в своем Новомосковске, а тут явился какой-то адвокат из Москвы и пытается осуществлять какую-то защиту!

Дмитрий Сотников: Я вошел в зал судебного заседания, сказал, что я адвокат Долгинцева, извинился за опоздание, показал свое удостоверение и ордер. Судья попросила меня присесть. Я воспринял это как допуск в зал суда. И начался допрос секретного свидетеля, а он давал достаточно путаные показания, говорил, что якобы заказывал у моего подзащитного амфетамин, не мог точно назвать его вес. Говорил важные для обвинения вещи: якобы он видел кота, может его опознать.

Когда обвинитель задал вопрос, все защитники высказались, и судья спросил, есть ли еще вопросы у защиты, я встал и сказал, что у меня есть вопрос. И тут судья говорит: «Я вас еще не допустила». А у нас в 2017 году специально для таких судей в статью 49-ю УПК внесли изменения. Раньше там было написано, что адвокат допускается, а теперь — что адвокат вступает в уголовное дело по предоставлению удостоверения и ордера. Я имел неосторожность об этом напомнить, и судья посчитала, что со мной будет сложно работать в одном процессе, и решила удалить меня из зала.

Марьяна Торочешникова: А что теперь делать, когда нет кота – основного вещдока?

Дмитрий Сотников: Обвиняемый Санкин говорит, что кот знал, как пройти на территорию колонии. Исходя из этого, мы должны как-то проверить знания кота. Но чтобы мне не дали другого кота вместо этого, кот должен был быть при изъятии в качестве вещдока чипирован или клеймен, а он не чипирован и не клеймен.

Марьяна Торочешникова: Если действовать по закону, то это дело должны прекратить?

Дмитрий Сотников: Да, за отсутствием состава преступления. Объективная сторона преступления не поддается установлению.
https://www.svoboda.org/a/30221683.html